Angel

Фрэнку было очень плохо. Что с ним происходило, он совершенно не понимал, поэтому правильнее было бы сказать, что с Фрэнком было плохо. И судя по всему очень, ибо лежал он в отделении ортопедии и протезирования монреальской первой клинической больницы скорой помощи имени Сакко и Ванцетти после дорожного происшествия случившегося с ним два с половиной месяца тому назад. По счастливой? случайности Фрэнк Марино остался жив. Из кровавого месива гении интарсии собрали-склеили по сути нового человека, оставив ему прежнее имя. Спустя какое-то время он должен будет встать на ноги и вернуться туда откуда он пришёл, а пока он находится в мире своеобразного Lego, в мире клистиров, ланцетов, тампонов и нечеловеческих стонов.
К тому времени как его разум вновь расцвёл в своих законных апартаментах, а гнетущая неподвижность уже успела вызвать ряд приступов жесточайшей депрессии, в палату к нему вошёл темнокожий санитар цыганского розлива. Поздоровавшись с соседом Фрэнка по палате, сумрачного вида старикашкой, санитар отслюнявил ему пару президентов из терракотового бумажника и предложил тому прогуляться в шинок за углом. Затем он подошёл к постели Фрэнка, улыбнулся и произнёс: Здорово, чувачок!
- Кто ты, ниггер?
- Маршалович я, такое у меня теперь погоняло.
- Уходи! Я не знаю тебя!
- Я знаю об этом, - ответил посетитель, присаживаясь на край кровати. – Потому и пришёл к тебе. Знаю и то, что гризли тебе на ухо наступил, что равнодушен ты к музыке и к гитаре ни разу не прикасался. Тем ты мне и интересен. Нам.
Он выудил из засученной манжеты заранее запланированный косячок, спроецированный на небо из Чуйской долины и продолжил:
- И мне и Господу Богу нашему, тому, который один на всех. Знаешь такого?
- Нет…
- Короче, крутой он мужик, раз делает то, что ты видишь. А видишь ты перед собой того, кто по всем земным законам и земным же документам не здесь должен находиться, а под землёй, мёртв и неколышим. Так что крут Господь наш, воистину крут.
Джимми закурил, пыхнул раз-другой и поднёс косячок к губам Фрэнка:
- Нет!
- Лучше тебе сделать это.
- Уйди, ниггер!
- Сейчас или никогда.
- Отвали, черномазый, я ментов позову!
- Тут больно? – Хендрикс сдавил Фрэнку в районе ключицы. - А тут?
Фрэнк затянулся и вырубился. Когда он проснулся пьяненький сосед напевал какой-то глупый шлягер, но Фрэнку мелодия понравилась и он улыбнулся. Тень могучего гризли сняла свои косматые лапы с его головы и выпрыгнула в окно.
На следующей неделе поющего старичка выбрала его жена, а на его место лёг новый старичок, но уже противоположного цвета, превосходно контрастирующего с бинтами, в которые он был упакован. Когда действия анальгетиков заканчивалось, ниггер начинал
бредить корневым блюзом, заканчивал же в полном изнеможении психоделической импровизацией. Фрэнк поначалу не заметил как сам потихоньку начал что-то мурлыкать. Загипсованные пальцы слегка почёсывались. На шестой день дед агонизировал мощным эйсидом и вмер от полного истощения абсолютно всех ресурсов нервной и вегетативной систем, а Фрэнка перевезли в военный госпиталь имени Натти Бампо. Там его быстренько поставили на ноги и наскоро комиссовали. С белым билетом и пособием по инвалидности Фрэнк Марино ушёл на поиски белого «страта», в полной уверенности, что пособие по игре на шестиструнной гитаре ему не понадобится.